Йоите снимает перчатки - медленно, осторожно. Прогнившее до костей мясо грозит расползтись при любом неловком движении... пока только грозит. Толстая грубая замша липнет к уродливо чернеющим пальцам. Кажется, что вместе с перчатками сдираются и остатки его собственной, когда-то белой и нежной, а теперь почти совсем облезшей со все еще худых и красивых кистей кожи. Очень давно он читал, что на десятый день после смерти трупы уродливо раздуваются, окончательно изгоняя из себя последние признаки жизни. Йоите пока не считает себя трупом. Только пока. Йоите подносит руки к лицу. Серая дымка слепоты затягивает мир, но кое-что еще можно различить. Например, что ноготь на большом пальце левой отошел от кожи и смешно торчит. Или то, как странно подергивается безымянный на правой. А кстати, почему безымянный?.. Очень ведь даже имянный... Йоите вдыхает едва уловимый для его почти убитого Кирой обоняния запах гнили. Сладковатый, пряно-затхлый. Все, что еще считает себя живым, боится его. В транспорте к ним с Михару никогда не подсаживались попутчики. Правильно, нечего добрым людям делать рядом с продавшим свою жизнь богом смерти. Йоите трет пальцы друг о друга. Выступают капельки желтоватой сукровицы, и он, не удержавшись, слизывает их. Когда-то в прошлой жизни у маленького Соры Кодо была очень плохая привычка - грызть ногти и скусывать заусенцы. Маленькому Соре Кодо нравилось жевать кусочки своей кожи, перекатывать их языком, чувствовать необычный солоноватый вкус плоти. Сейчас Йоите - именно Йоите - не чувствует ничего. Йоите вцепляется зубами в онемелую, ровно пульсирующую болью ладонь и тихонько скулит. Без слез - плакать попросту нечем, слезные каналы давно отказали и в глаза будто непрерывно сыпят тонкую струйку песка. Без крика - изорванные легкие способны лишь на тихие, замирающие стоны и судорожные вдохи между ними. Йоите отчаянно не хочет умирать.
Йоите снимает перчатки - медленно, осторожно. Прогнившее до костей мясо грозит расползтись при любом неловком движении... пока только грозит. Толстая грубая замша липнет к уродливо чернеющим пальцам. Кажется, что вместе с перчатками сдираются и остатки его собственной, когда-то белой и нежной, а теперь почти совсем облезшей со все еще худых и красивых кистей кожи. Очень давно он читал, что на десятый день после смерти трупы уродливо раздуваются, окончательно изгоняя из себя последние признаки жизни. Йоите пока не считает себя трупом. Только пока.
Йоите подносит руки к лицу. Серая дымка слепоты затягивает мир, но кое-что еще можно различить. Например, что ноготь на большом пальце левой отошел от кожи и смешно торчит. Или то, как странно подергивается безымянный на правой. А кстати, почему безымянный?.. Очень ведь даже имянный...
Йоите вдыхает едва уловимый для его почти убитого Кирой обоняния запах гнили. Сладковатый, пряно-затхлый. Все, что еще считает себя живым, боится его. В транспорте к ним с Михару никогда не подсаживались попутчики. Правильно, нечего добрым людям делать рядом с продавшим свою жизнь богом смерти.
Йоите трет пальцы друг о друга. Выступают капельки желтоватой сукровицы, и он, не удержавшись, слизывает их. Когда-то в прошлой жизни у маленького Соры Кодо была очень плохая привычка - грызть ногти и скусывать заусенцы. Маленькому Соре Кодо нравилось жевать кусочки своей кожи, перекатывать их языком, чувствовать необычный солоноватый вкус плоти. Сейчас Йоите - именно Йоите - не чувствует ничего.
Йоите вцепляется зубами в онемелую, ровно пульсирующую болью ладонь и тихонько скулит. Без слез - плакать попросту нечем, слезные каналы давно отказали и в глаза будто непрерывно сыпят тонкую струйку песка. Без крика - изорванные легкие способны лишь на тихие, замирающие стоны и судорожные вдохи между ними.
Йоите отчаянно не хочет умирать.
не-заказчик.
Читатель.