Ночью к нему приходит его взбалмошная госпожа, ложится рядом как ни в чём не бывало. На Коко нет ничего, кроме широкой мужской рубашки — с плеча Лемма, что ли? — и у Люца перехватывает дыхание, потому что даже Валмет с её совершенной фигурой бойца сейчас кажется ему почти уродливой. Коко хрупкая, сожми — и переломится. — Успокой меня, Люц, — говорит она. Любой из наёмников Коко умрёт за неё, не задумываясь, Йона прикрывает ей спину и до заката, и после, Валмет влюблённо вздыхает, провожая её взглядом, Лемм хохочет над её шутками… Но вот она — здесь, рядом с Люцем, непривычно тихая и покорная. Нет, не покорная — до смерти уставшая, понимает он. — Люц? Она будто бы боится пошевелиться, только вздрагивает всем телом, принимая его в себя, да вытягивает тонкую изящную шею. Но не ломается, хоть и напоминает фарфоровую статуэтку. Люц, впрочем, всё равно опасается слишком крепко сжимать её в объятиях — наверняка на нежной коже останутся синяки. А ещё Коко до невозможности узкая, будто это — её первый раз. Но знакомый металлический запах не щекочет ноздри, а хозяйке не больно. Значит, всё хорошо. — Это так… — Коко смеётся, обнажив ровные белые зубы, и от того, как срывается её голос, у Люца голова идёт кругом. — В последний раз слишком давно… Не помню. Он накрывает её рот ладонью и толкается сильнее, и тогда Коко изо всех сил стискивает зубами его руку. Даже здесь она остаётся хозяйкой положения; даже здесь Люц должен знать своё место. — Дай мне слово, что Валмет не узнает, — выдыхает она, вскидываясь навстречу. — Обещаю. Утром ничего не напоминает Люцу о том, что Коко была здесь.
-
-
03.01.2013 в 17:34Ночью к нему приходит его взбалмошная госпожа, ложится рядом как ни в чём не бывало. На Коко нет ничего, кроме широкой мужской рубашки — с плеча Лемма, что ли? — и у Люца перехватывает дыхание, потому что даже Валмет с её совершенной фигурой бойца сейчас кажется ему почти уродливой.
Коко хрупкая, сожми — и переломится.
— Успокой меня, Люц, — говорит она.
Любой из наёмников Коко умрёт за неё, не задумываясь, Йона прикрывает ей спину и до заката, и после, Валмет влюблённо вздыхает, провожая её взглядом, Лемм хохочет над её шутками… Но вот она — здесь, рядом с Люцем, непривычно тихая и покорная.
Нет, не покорная — до смерти уставшая, понимает он.
— Люц?
Она будто бы боится пошевелиться, только вздрагивает всем телом, принимая его в себя, да вытягивает тонкую изящную шею. Но не ломается, хоть и напоминает фарфоровую статуэтку.
Люц, впрочем, всё равно опасается слишком крепко сжимать её в объятиях — наверняка на нежной коже останутся синяки. А ещё Коко до невозможности узкая, будто это — её первый раз. Но знакомый металлический запах не щекочет ноздри, а хозяйке не больно. Значит, всё хорошо.
— Это так… — Коко смеётся, обнажив ровные белые зубы, и от того, как срывается её голос, у Люца голова идёт кругом. — В последний раз слишком давно… Не помню.
Он накрывает её рот ладонью и толкается сильнее, и тогда Коко изо всех сил стискивает зубами его руку. Даже здесь она остаётся хозяйкой положения; даже здесь Люц должен знать своё место.
— Дай мне слово, что Валмет не узнает, — выдыхает она, вскидываясь навстречу.
— Обещаю.
Утром ничего не напоминает Люцу о том, что Коко была здесь.
-
-
22.10.2016 в 23:49все просто потрясающе, автор!