- А хочешь, я тебе одно письмо почитаю? - вкрадчиво сказал Изя. - У них тут, понимаешь, было что-то вроде полигамии... - Валяй, - ответил Андрей. После десятого раза отказываться было уже сложно.
- Кацман! Пошел вон из моей постели! Вон, я сказал. Пока я не повернулся и сам не накостылял тебе. Раздался тяжелый вздох, грузное изино тело отлипло от спины Андрея, и стало холодно. - К черту тебя, Воронин. Помочь же хотел. Я ведь вижу какими глазами ты на Мымру смотришь. При воспоминании о Мымре Изя осклабился. Андрей сцепил зубы и молча дождался, пока стихнут шаркающие медленные шаги Кацмана.
Изя пришел через час. Кровать была жесткая и неширокая, но все равно лучше, чем походная койка. Кацман залез под одеяло и заворочался, то подтыкая одеяло, то почесываясь. - Андрей, - заблеял он, - Андрю-юшенька... Сейчас как пить дать скажет какую-нибудь гадость, подумал Воронин, но Изя просто подвинулся ближе и задышал в затылок. Воняло. Андрей думал о нечистоплотном Кацмане, о его с черными обломанными ногтями руках, которыми Изя сейчас обнимал Андрея за пояс. И о том, что раньше Изя наверняка чаще чистил зубы. И не было у Изи этой самой бородищи, щекочущей сейчас андрееву шею, а был только измаранный кетчупом галстук. Да, Изя был нечистоплотным, но грязен он не был. По бабам ходил. Была же у него эта самая... вдова, про которую Фриц рассказывал. Хотя Фрицу верить нельзя, документы эти. Да и не видел Андрей ни разу ни одной изиной бабы. Он, Изя, может, только и делал, что по раскопкам таскался, да у Андрея пил. А потом вообще в тюрьме сидел, какие уж тут бабы. Андрей всхлипнул, когда изина рука начала мять его спереди, и он стал думать про чистенького, накрахмаленного Кацмана (видать, была все-таки баба - не сам же гладил), который, не затыкаясь веселил Сельму и которого Гейгер ласково звал своим евреем, а Изя был наглый, чисто выбритый и пожравший. По-жрав-ший. Андрей вздрогнул и уткнулся лицом в подушку. Изя сзади завозился и откинул одеяло, но скоро тоже стих. Воронин досчитал до десяти. - А сейчас проваливай из моей постели. Пока я не повернулся. Изя сейчас должен был сказать что-нибудь в духе "Завтра сам приползешь, просить будешь", а Андрей гордо ответил бы, что лучше пойдет к Мымре, чем к Кацману, волосатой еврейской козлине. А он бы приполз, на коленях умолять бы стал, но Изя не двинулся с места.
Андрей тяжело ходил по пустой, светлой комнате. Город, в который они с Изей пришли, весь был такой - пустой и светлый. И тихий. Тишина звенела, оглушала, и даже звук его шагов не мог ее прогнать. А в голову помимо его воли лезли мысли о тех записях, которые сегодняшним утром вслух прочел ему Изя. Пара абзацев из чьего-то дневника, вырванные из чужой головы мысли, стремящиеся обосноваться в его собственной. Андрей гнал их, сопротивлялся изо всех сил, но слова, написанные неизвестным жителем этого проклятого города, уже пустили корни в его душе. И дело было даже не в самих словах, скорее всего не в них, а в том, кто прочел их. Изя прочел их легко, словно знал и выучил давным-давно. От ответа на прямой вопрос Изя, как обычно, ушел, и теперь Андрей в смятении мерил комнату шагами, стараясь припомнить, не являются ли пугающие строчки просто малоизвестным переводом известных стихов. Может, это его бездарная память виновата, и Изя просто в очередной раз решил над ним неудачно подшутить, выдав известное произведение в вольном пересказе за собственное творчество? Но сколько он ни копался в памяти, ничего похожего на ум не приходило. А строки неизвестной девушки все кружили, давили, заставляли сердце сжиматься в смутной тоске. Андрей бросил взгляд в соседнюю комнату и облился холодным потом. Изя, который пару секунд назад сидел и мирно копался в своих вечных бумажках, исчез, как его и не было. Андрей влетел в комнату и застал Изю мирно стоящим возле окна. Ему тут же стало неловко. "И что на меня нашло?" В смятении подумал он. "Все дурацкие записки, Изя меня с ними скоро с ума сведет..." - Я тоже не могу их из головы вкинуть. - Не поворачиваясь, протянул Кацман. Андрей в очередной раз поразился его умению вот так вот "читать мысли" и машинально кивнул. - Да. Тоскливые вирши кто-то сочинил, нечего сказать... Изя ссутулился и повернулся к Андрею. На мгновение солнце осветило его лицо, и он показался Воронину совсем мальчишкой, придавленным непосильным грузом большого знания. - Стоит умереть, и тебя начинают слушать, - процитировал Изя и сморщился. - Если я умру молодым... - продолжить он не смог. Андрей моментально преодолел разделявшее их расстояние и заключил Изю в неловкие, медвежьи объятия. - Ничего. Ничего... Мы никогда не умрем. Это всего лишь сон, Изя. Это всего лишь страшный, затянувшийся сон.
*** - Иська! Кацман! Иди, тебя матка зовет!..
*** Мы не умрем молодыми, Кацман, еврейская ты морда. Я позабочусь об этом, Изька.
- А хочешь, я тебе одно письмо почитаю? - вкрадчиво сказал Изя. - У них тут, понимаешь, было что-то вроде полигамии...
- Валяй, - ответил Андрей. После десятого раза отказываться было уже сложно.
- Кацман! Пошел вон из моей постели! Вон, я сказал. Пока я не повернулся и сам не накостылял тебе.
Раздался тяжелый вздох, грузное изино тело отлипло от спины Андрея, и стало холодно.
- К черту тебя, Воронин. Помочь же хотел. Я ведь вижу какими глазами ты на Мымру смотришь.
При воспоминании о Мымре Изя осклабился. Андрей сцепил зубы и молча дождался, пока стихнут шаркающие медленные шаги Кацмана.
Изя пришел через час. Кровать была жесткая и неширокая, но все равно лучше, чем походная койка. Кацман залез под одеяло и заворочался, то подтыкая одеяло, то почесываясь.
- Андрей, - заблеял он, - Андрю-юшенька...
Сейчас как пить дать скажет какую-нибудь гадость, подумал Воронин, но Изя просто подвинулся ближе и задышал в затылок.
Воняло.
Андрей думал о нечистоплотном Кацмане, о его с черными обломанными ногтями руках, которыми Изя сейчас обнимал Андрея за пояс. И о том, что раньше Изя наверняка чаще чистил зубы. И не было у Изи этой самой бородищи, щекочущей сейчас андрееву шею, а был только измаранный кетчупом галстук. Да, Изя был нечистоплотным, но грязен он не был. По бабам ходил. Была же у него эта самая... вдова, про которую Фриц рассказывал. Хотя Фрицу верить нельзя, документы эти. Да и не видел Андрей ни разу ни одной изиной бабы. Он, Изя, может, только и делал, что по раскопкам таскался, да у Андрея пил. А потом вообще в тюрьме сидел, какие уж тут бабы. Андрей всхлипнул, когда изина рука начала мять его спереди, и он стал думать про чистенького, накрахмаленного Кацмана (видать, была все-таки баба - не сам же гладил), который, не затыкаясь веселил Сельму и которого Гейгер ласково звал своим евреем, а Изя был наглый, чисто выбритый и пожравший.
По-жрав-ший.
Андрей вздрогнул и уткнулся лицом в подушку. Изя сзади завозился и откинул одеяло, но скоро тоже стих. Воронин досчитал до десяти.
- А сейчас проваливай из моей постели. Пока я не повернулся.
Изя сейчас должен был сказать что-нибудь в духе "Завтра сам приползешь, просить будешь", а Андрей гордо ответил бы, что лучше пойдет к Мымре, чем к Кацману, волосатой еврейской козлине. А он бы приполз, на коленях умолять бы стал, но Изя не двинулся с места.
Какую заявку запороли.
Не заказчик я, не заказчик. Ему, может, и понравится.
Андрей тяжело ходил по пустой, светлой комнате. Город, в который они с Изей пришли, весь был такой - пустой и светлый. И тихий. Тишина звенела, оглушала, и даже звук его шагов не мог ее прогнать. А в голову помимо его воли лезли мысли о тех записях, которые сегодняшним утром вслух прочел ему Изя. Пара абзацев из чьего-то дневника, вырванные из чужой головы мысли, стремящиеся обосноваться в его собственной. Андрей гнал их, сопротивлялся изо всех сил, но слова, написанные неизвестным жителем этого проклятого города, уже пустили корни в его душе. И дело было даже не в самих словах, скорее всего не в них, а в том, кто прочел их. Изя прочел их легко, словно знал и выучил давным-давно. От ответа на прямой вопрос Изя, как обычно, ушел, и теперь Андрей в смятении мерил комнату шагами, стараясь припомнить, не являются ли пугающие строчки просто малоизвестным переводом известных стихов. Может, это его бездарная память виновата, и Изя просто в очередной раз решил над ним неудачно подшутить, выдав известное произведение в вольном пересказе за собственное творчество? Но сколько он ни копался в памяти, ничего похожего на ум не приходило. А строки неизвестной девушки все кружили, давили, заставляли сердце сжиматься в смутной тоске. Андрей бросил взгляд в соседнюю комнату и облился холодным потом. Изя, который пару секунд назад сидел и мирно копался в своих вечных бумажках, исчез, как его и не было. Андрей влетел в комнату и застал Изю мирно стоящим возле окна. Ему тут же стало неловко. "И что на меня нашло?" В смятении подумал он. "Все дурацкие записки, Изя меня с ними скоро с ума сведет..."
- Я тоже не могу их из головы вкинуть. - Не поворачиваясь, протянул Кацман. Андрей в очередной раз поразился его умению вот так вот "читать мысли" и машинально кивнул. - Да. Тоскливые вирши кто-то сочинил, нечего сказать...
Изя ссутулился и повернулся к Андрею. На мгновение солнце осветило его лицо, и он показался Воронину совсем мальчишкой, придавленным непосильным грузом большого знания.
- Стоит умереть, и тебя начинают слушать, - процитировал Изя и сморщился. - Если я умру молодым... - продолжить он не смог. Андрей моментально преодолел разделявшее их расстояние и заключил Изю в неловкие, медвежьи объятия.
- Ничего. Ничего... Мы никогда не умрем. Это всего лишь сон, Изя. Это всего лишь страшный, затянувшийся сон.
***
- Иська! Кацман! Иди, тебя матка зовет!..
***
Мы не умрем молодыми, Кацман, еврейская ты морда. Я позабочусь об этом, Изька.